Страх Мудреца - Страница 272

К оглавлению

272

Я увидел свое отражение в ее глазах, голый среди подушек.

Моя сила пульсировала, как белая звезда во лбу.

Затем я начал чувствовать выцветание.

Забвение.

Я понял, что имя ветра больше не заполняет мой рот и когда я осмотрелся вокруг, то не увидел ничего кроме пустого воздуха.

Я старался оставаться внешне спокойным, но когда эти чувства покинули меня, я почувствовал себя как лютня с порванными струнами.

Мое сердце сжалось от потери, какой я не чувствовал с тех пор, как умерли мои родители.

Я мог видеть небольшое мерцание в воздухе вокруг Фелуриан, какая-то часть ее силы возвращалась.

Я проигнорировал это, так как отчаянно боролся, чтобы сохранить какую-нибудь часть от того, что я узнал.

Но это было все равно, что пытаться удержать горсть песка.

Если вы когда-либо мечтали о полете, а затем засыпали, разочарованные пониманием того, что вы потеряли этот навык, тогда вы сможете предполагать, что я чувствовал.

Кусочек за кусочком оно таяло, пока ничего не осталось.

Я чувствовал внутри пустоту и боль, такую сильную, как если бы обнаружил, что моя семья никогда не любила меня.

Я проглотил комок в горле.

Фелуриан с любопытством посмотрела на меня.

Я все еще видел себя, отраженного в ее глазах, со звездой во лбу не более булавочной головки света.

Затем даже совершенное видение моего спящего разума начало исчезать.

Я отчаянно смотрел на мир вокруг себя.

Я старался запомнить его вид, не мигая.

Затем он исчез.

Я опустил голову наполовину от горя, наполовину, чтобы скрыть слезы.

Глава 98
Песнь о Фелуриан.

Прошло достаточно времени прежде, чем ко мне вернулось достаточное спокойствие для того, чтобы поднять взгляд.

В воздухе повисла нерешительность, как будто мы были молодыми любовниками, которые не знали, что делать дальше, которые не знали, какие акты мы должны играть.

Я взял свою лютню и близко поднес ее к груди.

Движение было инстинктивным, как будто я прижимал раненную руку.

Я по привычке взял аккорд, но сделал это настолько легко, что лютня, казалось, сказала что-то печальное.

Не думая и не смотря вверх, я начал играть одну из песен, которые написал в первые месяцы после смерти моих родителей.

Она была названа Сидя у Воды Воспоминаний.

Мои пальцы наигрывали печаль в вечернем воздухе.

Прошло несколько минут, прежде чем я понял, что делаю и несколько больше, прежде чем я остановился.

Я еще не закончил песню.

Я не знаю, действительно ли она имеет окончание.

Я почувствовал себя лучше, не хорошо любым способом, но лучше.

Менее пустым.

Моя музыка всегда помогала.

Пока у меня была моя музыка, не было такого тяжелого бремени, которого я не мог бы вынести.

Я посмотрел вверх и увидел слезы на лице Фелуриан.

Это уменьшило мой стыд за свои собственные.

Я также чувствовал свое желание к ней.

Эмоции затухали от боли в груди, но это прикосновение желание заставило меня сосредоточиться на самых неотложных делах.

Выжить.

Сбежать.

Фелуриан, казалось, приняла решение и начала движение через подушки ко мне.

Двигаясь осторожными ползками, она остановилась в нескольких футах в стороне и посмотрела на меня.

- У моего нежного поэта есть имя? - ее голос был так нежен, что поразил меня.

Я открыл рот, чтобы сказать, но остановился.

Я подумал о Луне, пойманной ее собственным именем и тысячи сказок, которые я слышал, когда был ребенком.

Если довериться Элодину, имена были костями мира.

Я колебался около половины секунды, когда решил, что я и так дал Фелуриан проклятым зрением больше, чем мое имя теперь.

- Я Квоут. - Звук его, казалось, приземлил меня и внутри меня опустил еще раз.

- Квоут. - Она сказала это мягко и это напомнило мне о говорящей птичке.

- Ты будешь петь сладко для меня еще? Она медленно вытянулась, словно боясь обжечься и легонько положила свою руку на мою.

- Пожалуйста?

Твои песни, как ласка, мой Квоут.

Она произносила мое имя, как начало песни.

Это было прекрасно.

Тем не менее, мне было не совсем комфортно, что она называла меня ее Квоутом.

Я улыбнулся и кивнул.

Главным образом потому, что у меня не было лучшей идеи.

Я ударил пару аккордов настраивая, затем остановился, раздумывая.

Затем я начал играть “В лесу Фаэ”, песня о всем, что было известно о самой Фелуриан.

Она не была особенно хорошей.

В ней использовалось всего три аккорда и около двух десятков слов.

Но это был эффект, который я искал.

Фелуриан оживилась при упоминании ее имени.

В ней не было ложной скромности.

Она знала, что она была самая красивая и самая опытная.

Она знала, что люди рассказывали о ней истории и знала о своей репутации.

Ни один человек не мог сопротивляться ей, никто не мог ее выдержать.

К концу песни она гордо сидела прямо.

Я закончил песню.

- Хотела бы ты услышать другую? - спросил я.

Она кивнула и улыбнулась с нетерпением.

Она сидела между подушками, с прямой спиной, царственная, как королева.

Я перешел к другой песне, похожей на первую.

Она называлась “Леди Фаэ” или что-то в этом роде.

Я не знаю, кто написал это, но она была ужасающей, привычка придерживаться дополнительных слогов в этих строчках.

Это было не так плохо, чтобы меня забросали чем-нибудь в таверне, но было близко к тому.

Я пристально смотрел на Фелуриан, когда я играл.

Она была польщена, но я почувствовал, что небольшое недовольство нарастало.

272